сон, который уже сбылся - эстафета от pheonita

[laragull]

Вам хочет присниться сон про пустыню. Песок, однако, не будет скрипеть на зубах, будет не то, что жарко, а как-то не по себе. Так вот сказать, что это пустыня - вообще не получится. Там слишком много смысла, в этом пустом пространстве. Вы немного удивитесь - потому что по расписанию должен был присниться сон про центр города. Впрочем, внимательно присмотревшись, вы обнаружите, что пустыня мало чем от него отличается. Вы сердито спросите в пространство - "Где моя лопатка и формочки?". И тут увидите книгу. Книга будет лежать на камне, вы откроете её и будете читать. Уже через пару страниц у вас появится стойкое ощущение дежавю - вам покажется, что вы читали её уже - тем не менее каждая новая страница будет для вас открытием, каждая мысль будет словно рождаться заново, и привлекать внимание особенной чистотой и отчётливостью. Вы не сможете оторваться от книги, пока не дочитаете её до конца. Вы словно проснётесь после того, как прочитаете эту книгу, пустыня окажется яблоневым садом, а вокруг будут шуметь потоки светлых вод. "Надо же!" - подумаете вы - "это же каким умом и воображением должен обладать тот, кто смог написать всё это!". Вы вернёте раскрытую книгу на камень, подует ветер и захлопнет обложку. На обложке будет ваше имя. Какой сон вам хочет присниться?

что интересно, один из первых моих рассказов был похож на этот сон.
вот тутРУКОПИСЬ

Остатки кофе пахли почему-то сигаретным пеплом.

Она все ловила ускользающий кончик мысли, потянув за который можно стянуть на землю один из запутанных сюжетов мироздания и разными закорючками на белой бумаге составить его подобие – рукопись. Рукопись рассказа, а может быть романа, а может быть саги, а может быть уже пора домой.
Дома муж и ребенок – отдельный сюжет. Он не отпустит, если его вырисовать закорючками по бумаге, не уйдет в свою другую реальность, этот сюжет рисуешь кровью и плотью, и он никогда не бывает достаточно хорош.
Наверно и, правда, уже пора. Где-то на периферии зрения обитали другие посетители кафе. От дыма слегка щипало глаза и першило горло. Хотелось молока и спать, спать, спать.

Первая же машина кинулась под ноги, мягко закачала, неся сквозь летящий на встречу снег, похожий на компьютерный звездный дождь в искрящейся темноте. Какая-то музыка из приемника, не превышающая заниженных ожиданий, какие-то интонации, пошлые в своей недоразвитости. Некто в кепке за рулем, лицо в тени, резко влево, резко вправо, газ сбрасывает нехотя, едет бездарно, как все. Что-то надо говорить, спрашивают – отвечай, скорей бы домой. Он резко затормозил на светофоре. Красный. Красный. Красный. На перекрестке нет других машин. Красный. Красный. Некто в кепке за рулем зевнул, примостил свою кепчатую голову на руль и закрыл глаза. Светофор заглючило по-видимому навсегда.

И тут трамвай свернул с гладких рельс на натужную брусчатку и подкатился к той двери, где сидела она, зачарованная ирреальностью происходящего. Стеклянный лобик трамвайной мордочки запорошило снегом, вагоновожатого не разглядеть. Она вышла из машины в невероятную тишину перекрестка, обошла сбившийся с пути трамвай, поднялась по ступеням в вагон. Трамвай, скрежеща, сполз с брусчатки на свою привычную колею, тренькнул и покатил.
Она огляделась без тени удивления. Только очень хотелось, чтобы то, что обещало вот-вот случиться, случилось побыстрей. Ее мысли, лишенные привычного течения времени, пустились вдруг в сумасшедший танец, некий запредельный аттракцион по ленте Мёбиуса без конца и начала.

«Вот так, наверное, сходят с ума», - мелькнуло в голове её привычным дневным голосом.

Трамвай летел как японский монорельсовый поезд – быстро и плавно. Неужто есть куда торопиться так поздно? Этот дневной стремительный бег, так изматывающий ее пять дней в неделю, не вписывался в её обычную вечернюю заторможенность.

Днем она о себе не думала. Днем глыба дневных обязательств дыбилась на пути, и ее надо было двигать вперед и вперед, сквозь и поверх тормозящих обстоятельств и сотрудников. Как храбрый бумажный солдат, не страшась огня и времени, совершала она свой ежедневный подвиг, забыв на это время о себе в бытии.
Вечером же к ней пробивались некие образы и идеи, жаждавшие воплощения, и ей опять некогда было подумать о себе. Вообще больше всего хотелось, чтобы кто-то, нет, скорее Кто-то думал бы о ней, предугадывая ее потребности чудесным образом.
Кто вёл бы её и учил.
Кто успокаивал бы её своим возрастом и опытом.
Кто уже заглянул бы в ее будущее, убедился в его безопасности и сказал бы, что стоит жить дальше.
Но не было веры в то, что Кому-то есть до нее дело.
Она повзрослела так рано, что ей слабо виделось свое детство. Была ли она маленькой вообще, уж и не вспомнить скоро будет.
В этой жизни ей приходилось снисходить и к слабенькой морали святош, и к гаденькой аморальности сверстников. Где-то между лежала её топкая тропка, по которой рывками двигалась ее маленькая жизнь, не желая обидеть одних и унизить других, и любой ценой сохранить самое себя. Вот этот-то ускользающий сюжет она и старалась отловить в слоистом дымке кофейни, откуда сбежала, гонимая сном.
Легко писались мнимые сюжеты, на бумаге оживали созданные герои, проживали свою бумажную жизнь, выходили в тираж. Но, тасуя привычно черные закорючки букв, нанизывая слова на тонкие нити мыслей, ей было никак не пробиться к главному.
Главный сюжет отдалялся по мере приближения, снился в деталях и забывался через секунду после пробуждения.
Но сейчас, в летящем сквозь космический какой- то снег трамвае, искомый сюжет надвинулся на нее. От волнения заложило уши и сдавило горло.
Трамвай мягко остановился, словно повис в воздухе. Вагоновожатый вышел к ней, какой-то очень-очень знакомый, виденный в снах или еще до рождения.
Он был одет так, словно примеряя одно, забыл снять другое. Джинсы заправлены в бархатные вишневые сапоги, рубашка с кружевами цвета старой слоновой кости застегнута с прекосом на две пуговицы. Шелковый расшитый павлиньими хвостами жилет распахнут, белый платок на голове повязан по-пиратски, поверх платка – золотой обруч с зелеными эмалевыми вставками. Её собственная душа плескалась в его глазах, он все про нее знал, все понимал, все извинял.
«Это тебя я всегда ищу!», - с каким-то ожесточением крикнула она. «Ты мерещился мне в разных мужчинах! Почему ты появился только сейчас? Уже столько пропущено и испорчено безвозвратно! Как ты мог не найти меня давно, когда было нестерпимо! Я уже ненавижу тебя! Я уже почти научилась жить без тебя!».
Она уже кричала, не останавливаясь на дыхание, на поиски слов. Лава горечи хлынула горлом, полилась слезами.
Он снял свой золотой обруч и надел ей на голову легким и точным движением. Она легонько дернулась и потеряла сознание.
Он осторожно усадил ее в хлипкое трамвайное кресло, и задумчиво уставился в окно. Темнота уже прочеркивалась фарами проезжающих машин, тишина вдруг кончилась, словно кто-то включил звук. Он был ее хранителем здесь, в этой жизни. Очень хорошо все делал, ни во что не вмешиваясь, без указаний сверху. Ее нынешнее выпадение в другую реальность было совершенной неожиданностью. Обычно смертные подопечные Хранителей и близко не подходят к Границе, суеверно открещиваясь от всего ирреального.
Сейчас, выпав в другую реальность, она ошибочно приняла его за свой образ идеального мужчины. В сказках есть такое заклятие, что полюбишь первого, кого увидишь, проснувшись. Ну да это поправимо. Он коснулся трех эмалевых полос на обруче – и всё: его образ перестал налагаться на ее представление об идеальном мужчине. Она легонько всхлипнула во сне. Никаких указаний сверху. Ни намека на то, что он должен сделать. Молчание высших сфер. Но молчание благожелательное, исполненное ироничного любопытства.
Он перенесся мысленно в тот отдел будущего, где лежала её ненаписанная пока рукопись с робкими попытками протянуть мост над пропастью между мирами. Взял свиток, легонько потряс его и ссыпал в ладонь корявенькие завитушки букв. Открыл ее сумочку, сдунул буквы с ладони прямо на тетрадь. Остатки искристой пыльцы пристали к коже. Снял с ее головы свой обруч и погладил ее по волосам этой мерцающей ладонью. Надел сумочку ей на плечо, перенес все еще спящую девушку, в машину, похлопал по плечу встрепенувшегося водителя.
Загорелся зеленый. Невесть откуда взявшиеся сзади машины загудели возмущенно и голосисто. Она очнулась, увидела свой поворот. «Направо, пожалуйста - всё, спасибо - сколько я Вам должна - не надо сдачи».
Лифт – звонок – дом - ребенок уже спит – о, счастье. Закрыть за няней дверь – спасибо - до завтра.
Можно обняв колени руками свиться на диване зародышем.
Нет, сначала тетрадь - что там удалось написать за вечер.
Тетрадь пахнет не дымом кафе, не ее духами, тетрадь определенно пахнет чем-то иным.
Она вдыхает этот запах и в голове мелькает снег, шелк, джинсы, пиратский бриг, павлиний хвост, корона, ноты осыпающиеся с проводов, чьи-то знакомые глаза и над всем этим голос, зовущий ее по имени. Нет, запах совершенно сумасшедший, надо будет перенюхать завтра на работе все духи у всех сотрудниц. Или это в кафе у кого-то?
Ну ладно, что там написалось все-таки? Она открывает тетрадь наугад. Она видит слово РУКОПИСЬ в заглавие новой страницы и далее какие-то непонятные руны.
Всматривается в их очертания, причудливые переплетения и видит, наконец-то видит СЮЖЕТ!
Она задыхается от волнения, от крупной дрожи. Старается ничего не пропустить и все запомнить, у нее предчувствие томительное, что может не успеть. Но нет, кажется, всё понято, сведено, оформлено. Теперь спать, а утром проверить еще разок.
Утром, проснувшись еще затемно - в душ – макияж – кофе - костюм.
Тетрадь, тетрадь, тетрадь!
Открыла, еще успела заметить последний исчезающий завиток последнего рунического символа, уловить последнюю ноту уплывающего вчерашнего дивного запаха.
…Почему-то она знала, что всё так и будет. Грустно не было. То непрошеное и непередаваемое вчерашнее происшествие успело влиться в нее неотделимо. Рано или поздно она добудет СЮЖЕТ из себя.
Ему уже не пропасть, ему придется родиться.

Comments

[pheonita.livejournal.com]

Окунулась в твой сон. Заворожилась… Вспомнила Мирчу Элиаде, его рассказ «У цыганок». Ирреальность, вплетённая в реальность... Сон, переходящий в явь.
Согласно моим снам – а их на эту тему множество – я должна написать 5 толстых книг, одна из которых будет называться «Интеллект». Я куплю её себе в книжном магазине Москвы. И будет там что-то такое умное и потрясающее, что я не поверю, что это написала я.
Так что мне сон, который хочет мне присниться, уже приснился. Но ещё не сбылся.

[laragull.livejournal.com]

а я думала Элиаде был только философ... вот же...

[pheonita.livejournal.com]

Забавно, а я думала, что он в большей степени писатель, чем философ! Магический реализм - это то, что мне всегда нравится.

[laragull.livejournal.com]

это потому что я единственное что чла у него это философский труд о профанном и сакральном)))

[mimosfinn.livejournal.com]

А ты помнишь такой фильм режиссера Балаяна "Полет во сне и во яву"?

Удачный полёт получился у тебя, как мне кажется, и какая разница, когда ты писала? Хотя тут конструкция фразы пока еще не совсем твоя... ;)

Навигатор

[laragull.livejournal.com]

не помню. наверное я не видела. этот фильм времен моего детства, когда мама запрещала смотреть тв.