хорошее

"Зеленый шатер" Улицкой словно нарочно написан просто-просто. Каким-то элементарным языком. Но именно нарочно.

Словно автор хотел написать именно так - понятно и бесстрастно как хронику.

Зачем-то. Не отпускает мысль об этой нарочитой простоте изложения. Смиренной какой-то простоте.

Очень нравится. В незатейливом плетении встречаются мысли уровня откровения свыше. Как например о событии номер один марта пятьдесят третьего:

"Умер тиран. Умер титан. Существо древней породы, из подземного мира, страшное, сторукое, стоглавое. С усами".

Кстати, у Рубиной в "Синдроме Петрушки" есть похожее проникновение в суть, когда она пишет о трикстере -  разудалом отце главного героя, как о существе запредельном добру и злу.

Но почему-то, эти два писателя никогда не существуют у меня в пересекающихся полях. Несмотря на традиционное  у большинства  упоминание  рядом.

Дульсинея и происхождение видов

.
Дульсинея Миронна искренне полагала что есть только два вида мужчин: любимые и нелюбимые.

Остальное не имело значения - ни убеждения, ни вера, ни деньги, ни внешность, ни национальность, ни сантиметры, ни что там еще.

Только любовь.

И хотя Дульсинею Миронну подстерегали и подстерегли много открытий чудных, она не отреклась своей простой классификации.
.

Дульсинея и секс

.
Дульсинея Миронна так полагала, что  если мужчина ее любит по-настоящему,  то  безошибочно и сразу  угадает как и где ее ласкать.

Чтобы правильно, а не раздражающе не там и не так.

Ему сердце подскажет.

Потому что, когда мужчина любит, - думала Дульсинея Миронна, - то у него в самой сердцевине  образуется навигатор по любимой женщине, и руки сами тянутся куда женщине особенно приятно, и губы там, и всё такое прочее тоже.

И Дульсинея Миронна впадала в кататоническое изумление, когда любящий вроде бы  мужчина вдруг делал совсем не то, и не так, и не там.

И потом сильно плакала Дульсинея Миронна, и причитала "Ты меня не любишь, не любишь, иначе бы знал, иначе бы чувствовал меня!"

Вот так сильно   она верила в любовь и ее функции.

вряд ли понятно

.
теснота формы порой ощущается сильно-сильно.

вернее, даже теснота самого существования формы.

и сама форма существования...

я не знаю как это сказать, это словно какая-то вдруг  тоска по миру чистых эйдосов. где не надо ощущать форму - достаточно ее представлять.

возможно, это просто нежелание стеречь свои границы - контур формы моей маленькой свободы.

а возможно, просто нежелание терпеть искажение чистых смыслов.

вся земная жизнь - суть формат.
все игры - внутри него, все правила - тоже форматы, всякое знание  - формы форм.

и игра эта не поглощала меня никогда.
жизнь, как ускользание