(no subject)
Dec. 10th, 2006 12:07 pmВчера гуляли с Терезкой вечером по Большой Московской.
Тротуарная плитка как оцифрованный асфальт, лунные шары фонарей, тревожно теплый декабрь, а внутри - надвигающееся очередное зависание, на очередной грани, куда не даю стягивать себя, цепляюсь, цепляюсь, цепляюсь руками за точку покоя, уже ногти срываются на некоторых пальцах...
навстречу приближается высокая тревожно гибкая женщина, одетая на мусульманский манер.
весь ее наряд в темношоколадной гамме, платок с ажурным краем.
Впалая щека,тонкий нос с горбинкой, глаза неожиданно светлые, но она не европейка, нет. Чеченки бывают таким светлоглазыми. Она проходит мимо и я ловлю ее волны. В ней нет истовости, нет надрыва. Она мирна. Немного уныла, но покойна. Она - ручеек медины, текущий по отведенной судьбой ее семьи канавке, но это ее попадание в среду мегаполиса не изменяет ее жизни изнутри. Она под властью мужа, семьи, под куполом своей же интеллектуальной парадигмы, она стреножена богами очага, ее жизнь очерчена периметром дома, и ей не отменить этих, несущественных вобщем-то, условий никогда. Ей невозможно выбрать другую судьбу, предпочти она это. невозможно.
и тут я привычно примеряю на себя свои же мысли о ней и понимаю: я - такая же. Мне также невозможно выскочить из колей собственной жизни. Маленькая разница в том, что свою колею я прочерчиваю тяжестью собственного бытия, меня обрекают не внешние факторы, а внутренние, но обрекают так же, как обстоятельства рождения обрекают эту незнакомку.
у нее своя мекка и медина, стерегущие ее следы, а мои траектории заданы программой внутреннего становления, но несвободны в выборе ни она, ни я.
Она будет нести своё бремя мединской несвободы в любом мегаполисе мира, а я - отсекать себя от излишеств того, в чем большинство людей испытывают недостаток: любви, нежности, обожания, преклонения.
но антураж и сценические обстоятельства жизни не задаём ни я, ни она.
Тротуарная плитка как оцифрованный асфальт, лунные шары фонарей, тревожно теплый декабрь, а внутри - надвигающееся очередное зависание, на очередной грани, куда не даю стягивать себя, цепляюсь, цепляюсь, цепляюсь руками за точку покоя, уже ногти срываются на некоторых пальцах...
навстречу приближается высокая тревожно гибкая женщина, одетая на мусульманский манер.
весь ее наряд в темношоколадной гамме, платок с ажурным краем.
Впалая щека,тонкий нос с горбинкой, глаза неожиданно светлые, но она не европейка, нет. Чеченки бывают таким светлоглазыми. Она проходит мимо и я ловлю ее волны. В ней нет истовости, нет надрыва. Она мирна. Немного уныла, но покойна. Она - ручеек медины, текущий по отведенной судьбой ее семьи канавке, но это ее попадание в среду мегаполиса не изменяет ее жизни изнутри. Она под властью мужа, семьи, под куполом своей же интеллектуальной парадигмы, она стреножена богами очага, ее жизнь очерчена периметром дома, и ей не отменить этих, несущественных вобщем-то, условий никогда. Ей невозможно выбрать другую судьбу, предпочти она это. невозможно.
и тут я привычно примеряю на себя свои же мысли о ней и понимаю: я - такая же. Мне также невозможно выскочить из колей собственной жизни. Маленькая разница в том, что свою колею я прочерчиваю тяжестью собственного бытия, меня обрекают не внешние факторы, а внутренние, но обрекают так же, как обстоятельства рождения обрекают эту незнакомку.
у нее своя мекка и медина, стерегущие ее следы, а мои траектории заданы программой внутреннего становления, но несвободны в выборе ни она, ни я.
Она будет нести своё бремя мединской несвободы в любом мегаполисе мира, а я - отсекать себя от излишеств того, в чем большинство людей испытывают недостаток: любви, нежности, обожания, преклонения.
но антураж и сценические обстоятельства жизни не задаём ни я, ни она.