люди одного города

Видела вчера нарядного мигранта - черные спортивные штаны, зеленая с желтым и красным спортивная куртка на молнии, а на шее повязан зенитовский бело-голубой шарфик.
простодушное подобострастие этого шарфика на золотозубом гастарбайтере выглядело отчаяно, как защитный амулет
*
гуляла по Обводному, заметила баржи и пыхтящие буксиры, один назывался "Грозный".
канал чистили, наверное.
а может - осушают уже, не знаю.
женщина, шедшая впереди меня, облокотилась на перила решетки - постоять, посмотреть на работающие кораблики.
Заметила краем глаза, что я приближаюсь, и оценила взглядом кусок асфальта, где остановилась: там была лужа, и пройти посуху можно было только вплотную к решетке. И тогда женщина прошла еще метров двадцать вперед, где лужи уже не было, и остановилась там.
чтобы я могла пройти.
эта внимательность - такая трогательная, и такая естественная.

Дульсинея и красота

Дульсинея Миронна не красила волосы - она пыталась одолеть седину иначе. Стояла подолгу перед зеркалом, пробираясь пинцетом к ярко-белым волоскам и, поймав, выдергивала.
Те вели себя коварно: подставляли вместо себя черные, или не желали от них отделяться и приходилось вырывать с одним седым несколько годных волос.
Процедура была нервная. Удручала еще и, вспоминаемая невольно, по ходу дела, чья-то  фраза:  "вместо одного вырванного седого волоска вырастут десять седых!" Фраза  не останавливала, но настроение портила.

Дульсинея Миронна взглянула на часы, и поспешно свернула бои с сединой - было уже девять вечера, Умная подруга ждала ее на вечерний пятничный кофе.
Осенний вечер был густой,  фонарный свет в темном  воздухе словно расплывался, а не рассеивался. Улица была пуста и тиха.

Дульсинея Миронна уже подходила к дому Умной подруги, когда заметила двух мужчин - они не торопясь двигались навстречу.
Тревога мигом объяла весь дульсинеин организм.
Вместе с тревогой ее мучило противоречие: дело в том, что   Дульсинея умела  делать свое лицо малопривлекательным - стоило лишь чуть выдвинуть нижнюю челюсть,  чуть сузить глаза и слегка приподнять брови - и всё, готовая дурнушка.
И вот, расстояние между Дульсинеей и мужчинами сокращалось, а она так и не решалась:
то ли ради своей безопасности сделаться дурнушкой, чем снизить шансы стать объектом насилия,
то ли пройти мимо в обычном своем привлекательном виде, чем шансы повысить.

Сердце Дульсинеи Миронны стучало все сильнее, сильнее... так что она даже не поняла от волнения  с каким всё-таки лицом она прошла мимо тех двух мужчин, темным вечером на темной пустынной улице.