Порфирий Петрович и поливариантность

Больше всего на свете Порфирий Петрович хотел обслуживаться. Так чтоб тотально. Чтобы полный пансион и душевность, и даже задушевность.

Вокруг было немало  женщин, годных для тотального обслуживания Порфирия Петровича, и он испытывал к ним заведомую нежность, и строил смелые и щедрые предположения на их счет. Называл он это - "Я умею дружить с женщинами".

Он часто мечтал, как его возьмет в свою жизнь, например,  Аглая - у нее обнаружатся всякие милые недостатки в быту, а он будет ласково снисходить, чуть насмешничать, а потом  зацеловывать ручки,  шутливо раскаиваясь...  Представлял как умело налаживает отношения с ее родственниками, становится своим среди ее друзей - "Я ведь лёгкий, я никому зла не желаю", - умилялся Порфирий Петрович, и ему делалось светло и хорошо, и очень уютно в примерянной жизни с Аглаей.

"Но как же Гюльнара... - вдруг тосковал Порфирий Петрович, - она бы была такая кроткая, но такая шалунья при том, и стряпала бы мне лагман и всякую там  самсу, а ее родственники бы меня вначале не приняли, а потом я бы сделал что-нибудь хорошее - почку бы отдал ее старенькой умирающей бабушке -  и все бы меня вдруг полюбили... ".

Порфирий Петрович светло затуманивался, но тут вспоминал о Манечке - она писала красивые песни, такие что у него щипало в носу и теплело в груди..

"Манечка ничего не умеет готовить, да и карьеру пока не сделала, но не отталкивать же ее, бедняжку, она так трогательно складывает слова и ноты... я бы ей ошибки исправлял, советовал как лучше..." - тут Порфирий Петрович представлял как Манечке хлопают на концертах, а она указывает рукой на него, сидящего в первом ряду - вот, мол, мой учитель и друг, и самый главный мужчина моей жизни...

"Как же так, - тосковал  Порфирий Петрович, - как же так всё несуразно устроено, что жизнь одна и я у себя один ... и я порядочный человек, и не могу распыляться, а возможностей поселиться в жизни женщин - несколько..., они - мои пустующие дома... "

Ответа  не было нигде, а казавшиеся полыми без его присутствия жизни женщин будоражили воображение Порфирия Петровича благами и превосходным сервисом.

К тому же, у него имелась жена, чей сервис ему прискучил давно, но зато она умела так трогательно и по-детски радоваться самому пустяшному вниманию от него, что Порфирий Петрович с  гордостью ощущал себя в ответе за то,  что так ее умело заэкзюперил...

А переживаемая  в уме высокая трагичность момента, когда он будто-то бы объявляет о разводе, вполне утоляла потребность Порфирия Петровича в остром драматизме, и он не озвучивал эту часть никогда.

Но непрожитые жизни и недополученное обслуживание проступали слезами, когда Порфирий Петрович выпивал немножечко, чтобы дать душе простору.

"И ведь мне не нужны гламурные модели - эти надменные самки, - плакал он, - пусть бы меня брали в свою жизнь простые душевные женщины, я готов, все сокровища моей души, все хорошие слова, всё ласковое понимание я бы им... "

Словом, мысль, что где-то без него происходит жизнь - под которую он был так славно заточен - часто терзала Порфирия Петровича.
В  эти периоды приступов виделся он себе маленьким сиротой, кто в каждой красивой гостье, заглянувшей в детдом чает узнать свою мамочку, нашедшую его, чтобы любить, любить навсегда.