
...Больше всего в массаже шиацу мне понравилось что не надо раздеваться.
лежишь себе на полу на матрасике, а тобой делают всякие растяжки, конопчки какие-то на тебе нажимают, и так полтора часа.
и не больно.
и приговаривают "можете спать, можете спать, если хотите".
а Вике делали то что называлось "аромотерария", и вот ее раздели и втерли в нее масло, которое ей больше всего понравилось.
нам смотреть не дали, как Вику натирают маслом, и мы развлекались как могли, пиша в гостевую книгу по-русски - до нас по-русски не было ни одной записи, редкий россиянин добредает до /Калайоки.
еще мы развлеклись кофе с крекером, соком, а потом и сеанс закончился, выползла розовая Вика, и Таня заметила, что по-фински "вика" означает "недостаток" и потому она ее представляет финнам как Викторию.
- Я - недостаток, - сразу поняла всё про себя Вика, но мы запротестовали, ведь мы же друзья, да.
И мы поехали в местный секонд-хэнд, он называется "кирпаторий", и перебирали там всякий старые предметики,баночки, подсвечники...
а когда вечером мы пошли в большой магазин, то на выходе, на Вике сработала сигнализация. Хотя она ничего не несла в себе, кроме добра и любви и вообще.
Все заулыбались, и вызвали охрану. Вика обреченно ждала, но когда пришел высокий красивый с наганом и в форме и пригласил ее в отдельную комнату, то ей сразу стало лучше, и захотелось жить и работать.
В отдельной комнате выский красавец объяснил Вике, что зазвенели русские бумажные деньги, ничего страшного, приятно познакомиться и всё такое.
а я сказала, что это ее харизма так зашкаливается, что электроника срабатывает.
Но у нее все равно стресс, поэтому она сидит на веранде и рисует шедевры один за другим, один за другим, макая кисточку почему-то в рот, хотя вокруг нее банки и даже тазы с водой...
словом, жизнь на чужбине дается художнику непросто...
Р.S. Таня периодически вскакивает и тащит откуда-то очередной тюк с подарками, впихивая его нам в багаж. Мой чемодан еле терпит уже. Викин рюкзак тужится, решившись на митоз.
В доме скоро ничего не останется, если она не угомонится. А ведь мы даже не клянчили ничего.