утро, вечер

утром ехали в машине, остановились у светофора.
смотрю в окно на газон - трава

три месяца, - подумалось, - в этом городе всего  три месяца  жизнь растений заслоняет собой черную голость земли.
А потом снова -  прах-и-грязь,
то, что произрастила из себя  земля, чтобы прикрыться, изничтожается холодом.

но именно жизнь в своем непрерывном движении, в источении волн и энергий, способна прикрывать ужасную "земляность" бытия...как только она замирает - сразу проступает убогость, и проявляются метки смертности..

...вечером шла вдоль Обводного -  стало темнеть чуть раньше, и к полуночи уже зажигают фонари
от их света обычно тусклая вода в канале делается похожей на ткань вечернего платья - черно-золотой шифон поверх шелка.

свет - подумалось, - свет оживляет собой многое, способное его отражать

и на миг эти два впечатления - о траве и земле утром, и о воде и свете вечером - вдруг показались одним и тем же мессиджем

патия

очень долго понятие красоты ускользало от меня - говорили "красивый мальчик" - я смотрела и не видела ничего того, что меня пленяло бы...

потом я для себя вывела определение для таких: "красивый, но не симпатичный"

любовь как способ ощущения себя

с самого детства, куда бы я ни попадала - в детсад, больницу, школу, лагерь, санаторий - первым делом я всегда находила того, в кого нужно влюбиться.

мне это нужно было, чтобы ощутить себя в новой среде, и как-то в ней существовать.

без любовного натяжения время тянулось невыносимо медленно, пустота обкладывала голову ватой...

а еще, помню, мне всегда нравился один мальчик в школе, а другой на улице, где был наш дом.
я была постоянна в привязанностях - в школе я любила все десять лет одного и того же одноклассника,
и на улице - тоже.
Я даже помню место где одна любовь гасла, и загоралась другая - на автобусной остановке, откуда я дальше шла домой пешком.

да, и летом в лагере был какой-то третий объект для влюбления.
но с первым сентября возобновлялся привычный порядок чувств.

переходы

карьерные повышения выпадали мне от жизни дважды.

первый раз из детсадовских нянечек в переводчики

второй раз из переводчиков в постоянные представители одной  зарубежной организации

люди восхищенно цокали языками, не верили, что так бывает, завидовали, вероятно

но я ничего будоражащего не чувствовала, нет.

не то что бы происхлдило то, что и должно было произойти, нет

просто предощущение ответственности - большой, и неизвестной - оно не оставляло место для простых эмоций радости и удовольствия.
всякий раз это воспринималось как новый вызов, с каким неизвестно справлюсь ли, и это тревожило так, что вытесняло все прочь
хотелось быстрей вжиться, освоиться, словно моя нервной энергии могло не хватить на будущее и я не давала ей растчья привольно и расслабленно в настоящем, чтобы насладиться переходом...

сейчас жалею, конечно.
можно было куда расслабленней жить)

всем на меня ...

Отвозили Светочку с малышками на дачу в Стрельну - там живут родители ее мужа весь теплый сезон.

Во дворе на лавочке я стянула с Милечки памперс, и она тут же меня описала - обильно, джинсы и майку.

Через 15 минут я кормила Фенечку супом и пролила на себя немного.

Еще через 15 минут, когда Вова меня прогуливал у пруда, чтобы просушить перед обедом, мне на майку какнула пролетавшая птичка.

какой день, а)

шашлык удался, до десерта мы не досидели, сбежали с кислородных мест домой, спать

ягоды

невероятная клубника на даче - светлая, маленькая, с привкусом ананаса, сладкая.

самая вкусная - на грядках возле туалета.

туалет, кстати, в деревянной будочке, да - но смывной унитаз, потому что на участке водопровод, в домике душ и даже стираильная машинка-автомат.

почему туалет не устроен в доме - не знаю, спрашивать не решаюсь.

Пуэбло унидо хамас сера венсидо

в конце семидесятых, на летних каникулах, меня услали как обычно в пионерский лагерь.
Где-то в Ростовской области, не помню точно. Озеро, роща, всё хорошо.

Самая красивая девочка в отряде - Оксана из Гуково. Тонкокостная, подвижная, энергичная, восхитительно-бытовушная: "мамка научила сырники делать", "ситцевый сарафан крахмалю и глажу оборки мокрыми, чтоб торчком", болтушка.

С мальчиками управлялась нехитрыми приемами - видно было, тчо привыкла числиться хорошенькой, не страдать, и не думать о том, что кто-то там по ней страдает. Она очень ответственно относилась к своей красоте, она ее несла строго всем, не сомневаясь.

И вот готовится лагерный конкурс патриотической песни. Оксана заявляет:
- Ой, я такую песню знаю! Мы в школе делали номер, у меня и костюм есть.
- Слушай, - сказала вожатая, - сейчас как раз нам время дали на сцене порепетировать, бери костюм, приходи прям туда, и покажешь со сцены.

...на Оксане красовалась короткая жилеточка из цветастого ситца и такие же шортики.
низ жилетки оторочен желтой витой бахромой - словно споротой со знамени, впрочем, такая продавалась в каждой галантерее.
короткие шортики тоже заканчивались бахромой.
Никто не выразил недоумения "костюмом", сидели, ждали песню.

Оксана вытянулась в струнку и запела звонко и бойко:

Вставай, вставай разгневанный народ!
К борьбе с врагом готовься, патриот!
Вставай смелей, и вместе с нами пой!
Пусть эта песнь несется над Землей!

Пуэбло унидо хамас сера венсидо!
Пуэбло унидо хамас сера венсидо!

... у меня тотчас возникло стыдное чувство вершащегося непотребства, словно кто-то ухватил меня за срамные части души и тянет изо всех сил, чтобы я заплакала... было мучительно неловко видеть эту истовую, и вместе с тем фальшивую вовлеченность девчонки в истерику чилийского патриотизма, вовлеченность, в какую она входила как в транс, и шнурочки нелепой  бахромы подрагивали от шаманского ритма иноязычного рефрена: "Пуэбло унидо хамас сера венсидо!"

я не знала куда мне провалиться от этих мыслей и ощущений...

- Очень хорошо, - сказала вожатая, - ты будешь представлять наш отряд на конкурсе.

Представила. Даже первое место заняла. 

а мне почему-то до сих пор до мурашек стыдно вспоминать это.