Часть первая.
Розово-желтый свет фонарей в жидкой черноте мегаполисной ночи похож на слово «флегмона».
У меня прихотливые ассоциации, пограничные отношения, зависший возраст и розово-желтый световой ветер в голове.
Я – женщина, найденная мужчиной.
На мне метка, каждый расшифровывает ее как «моё», но подлинное значение сокрыто от разумения, и хорошо, что так.
Метка прикрывает дыру в спине между лопаток. Если ее чуть сдвинуть, откроется подобие дверного глазка. Розово-желтый световой ветер в голове услужливо подсветит картину изнутри. Там ребра или каркас? Вены или провода? Кровь или ток? Мне не заглянуть…
Иногда задумываюсь над своим происхождением.
Возможно, я выросла из семечка, брошенного в трещину коричневого суховатого грунта.
А может, меня выдохнул Стеклодув.
А может, я – голем с табличкой во рту, и, если табличку никто не подменил, то на моей изначально написано «любовь»…
Я живу в довольно плотно утрамбованном пространстве. Мягкие на вид и на ощупь предметы соседствуют с твердыми. Очень много углов. Кругов меньше. Овалы почти не встречаются. Люди похожи на предметы. Некоторых совсем трудно отличить.
В этом пространстве как-то рвано ощущается время. В темноте оно почти исчезает. Я закрываю глаза и перестаю быть. Только нужно слегка приоткрыть рот, чтобы перформанс поцелуя начался сразу, как только поползёт в стороны тяжелый занавес ожидания.
Вчера я слушала звуки голоса. Запомнила их последовательность. Но не знаю, как конвертировать звуки в знаки.
Вчера Исчислитель, спрятавший в карман свой островерхий колпак волхва, прогуливаясь со мной по черным улицам, рассказывал о тайне привязи любой кривой линии к кресту абсциссы и ординаты.
На слух, абсцисса похожа на слово «абсцесс» гораздо больше, чем свет фонарей на слово «флегмона».
Ордината похожа на ординарность.
Значит, любая извилистость - всего лишь воспаленная обычность. Я – еретичка,да.
Перформанс изгиба любой линии мог бы рассчитать Исчислитель, но его не пустят в Академию без островерхого колпака. А выпавший из кармана колпак унесло ветром за три моста, когда тонкие пальцы Исчислителя прочертили бороздки в моих волосах: восемь симметричных линий от висков к затылку. В тот миг пространство уподобилось черному бархату фона для перформанса белого мима - Луны. Луна исполнила прилив-отлив. Время зависло заглючившей программой.
Reset.
Иногда лицо в зеркале кажется мне знакомым. Кто-то прочертил те его линии, что в каком-то из миров уже были рассчитаны Исчислителем. Эти данные передаются в мой мир с реликтовым излучением.
Исчислитель светит бирюзовым взглядом мне в лицо, его губы шевелятся в припоминании древних формул. Восстановленные кванты памяти он передает мне - рот в рот.
Я хочу посмотреть в себя глазами Исчислителя сквозь дыру, прикрытую меткой .
Мне нужно повернуться к нему спиной. Спустить с плеч тунику. Обнажить метку между лопаток. Теперь нужен маленький гвоздик, чтобы прибить жетон метки.
Гвоздик нужно прибить с краю. Теперь метку можно повернуть вправо, и можно влево, она, как маятник будет зафиксирована гвоздиком, и ее не снесет со спины розово-желтым ветром, когда Исчислитель приникнет бирюзовым глазом к тайне. Он насмотрится и расскажет мне. Насмотрится и нарисует провокации формул на полусферах груди.
Возьму зеркало, чтобы прочесть формулы, и не разберу ни знака.
И снова Исчислитель передаст мне знания рот в рот…
Розово-желтая флегмона моей муки омоется в свете фонарей.
Фонари по всей рампе огромного города-сцены.
Любовь – тоже грандиозный вселенский перформанс.
Помню кто-то сказал мне про кастинг.
Поэтому, я тут.
(продолжение следует)
(эта...стесняюсь сказать, но, плиззз, не путайте меня с лирицской героиней, ага?))))